Ангелы крови - Страница 70

Впервые в жизни решил предпринять загородное путешествие и сам Рональд Конверт. Ему очень хотелось увидеть голову Кинби отделенной от тела, но… лучше наблюдать за событиями издали.

Мистер Элингтон, принявший дела организации после трагического ухода из жизни мистера Джонсона, вызвал личного шофера и приказал немедленно готовиться к длительной командировке.

Сел на краю своей огромной кровати толстяк Марио. Грустно посмотрев на свой огромный живот, растекшийся по коленям, положил телефонную трубку на рычаги и жалко шмыгнул носом.

Срывающимся голосом позвал:

– Антонио! Антонио!

Квадратный «племянник» открыл дверь и почтительно застыл на пороге.

– Антонио. Великое горе постигло одного из самых уважаемых жителей этого грешного города.

Сглотнув, толстяк продолжил:

– Прикажи доставить утром в управление полиции букет красных роз и передай, что я скорблю о безвременной гибели лейтенанта Марты Марино.

«Племянник» посерел и исчез.

А толстяк еще долго сидел на кровати, покачивая головой и шепча:

– Безумцы… Безумцы…

***

Вуралос негромко постучал и, не дожидаясь ответа, вошел в командный пункт, ныне облюбованный Хранителем и шефом Девятки.

Реннингтон резко развернулся:

– Ну, что еще?

Хранитель смотрел молча. По-змеиному извернувшись в кресле.

– Только что доложили… Убита лейтенант Марино. Наши сотрудники, дежурившие около ее квартиры, погибли.

Доложив, Вуралос замолчал. Стоял на пороге, больше всего желая, чтобы шеф отпустил его небрежным взмахом руки.

– Подробности? – бросил Реннингтон.

– Почти никаких. Меес'к не допустил наших сотрудников на место преступления, сообщение о перестрелке пришло по открытым каналам, а не по экспресс-связи, как положено.

– Так-так… Так-так…, – забарабанил пальцами по подоконнику Реннингтон.

– Сейчас усатая тварь не успокоится, и ни на какие доводы реагировать не будет. Попробуем давить – получим стрельбу. Так что, до утра на них не нажимать. Но следить за каждым шагом. Пока подготовить запрос в муниципалитет и армейским. И, на всякий случай, в Совет Домов Воцарения. Просто подготовить – ход давать только по моей команде.

Реннингтон чувствовал радостное беспокойство. Зависшая в состоянии неустойчивого равновесия ситуация, наконец, получила развитие.

Правда, сам он хотел поступить несколько иначе.

Достаточно было просто задержать любовницу Кинби и доставить в Дом Тысячи Порогов «для выполнения следственных действий».

После чего ждать появления прОклятого.

Сейчас все несколько усложнялась, но становилась куда интереснее.

Обернувшись, Реннингтон подмигнул Хранителю:

– Ну, как думаете, кто кокнул малышку?

***

Остановив машину, Гловер медленно потянулся к замку зажигания, повернул ключ, глуша двигатель.

Высотка, в которой жил Кинби, темной громадой возвышалась на другой стороне улицы. Надо было выйти, проверить, как расставлены люди.

Нужно было хотя бы поднести к губам рацию и предупредить своих о прибытии.

Не было сил.

Совсем.

Сержант сидел, откинувшись на спинку сиденья, и от всей души жалел, что не ушел в отставку лет на десять пораньше. А ведь была такая возможность.

Сейчас он жил бы в небольшом чистеньком доме на окраине Города, и знать не знал о Марте Марино, которую помнил еще новобранцем.

И не пришлось бы ему стоять над ее телом, следя, как бы не вляпаться в лужу крови.

Он бы спокойно спал и утром, прочитав об этом кошмаре в газетах, осуждающе покачал головой.

В стекло со стороны пассажирского сиденья аккуратно постучали.

Вздрогнув, Гловер повернулся.

На него вопросительно смотрел Кинби.

Нагнувшись, сержант протянул руку, чтобы открыть дверь. Ему казалось, что секунды растянулись, превратились в длинные клейкие волокна, каждое мгновение не хотело заканчиваться, пальцы никак не могли коснуться рычага, открывающего дверь, все никак не чувствовали холода металла.

Наконец, замок щелкнул, Кинби скользнул на сиденье.

– Чем обязан, – спросил он, глядя на Гловера.

– Марта погибла, – выпалил сержант и замолчал.

Казалось, из машины выкачали воздух. Из города выкачали воздух. Каждой клеткой кожи Гловер ощущал растущую пустоту.

– Когда? Как? – мертво спросил Кинби, и Гловер понял, что сейчас расплачется от счастья.

Кинби заговорил, значит можно отвечать, произносить слова, рассказывать, делать хоть какие-то нормальные, обычные вещи, чтобы прогнать пустоту.

И Гловер принялся лихорадочно забивать ее словами. Он глядел перед собой, положив руки на руль, и старался припомнить малейшие крупицы информации, которые могли хоть как-то помочь Кинби.

Лишь бы не видеть каменно неподвижную фигуру на пассажирском сиденье.

Дослушав, Кинби сказал:

– Мне нужны сутки. Может быть, двое. Сейчас, прошу, сними пост, я хочу подняться в квартиру.

И вышел, аккуратно закрыв дверь.

Гловер поднес к губам рацию, обнаружил что, руки трясутся.

Онемевшими губами произнес:

– Сворачиваемся. До семи утра к объекту не приближаться.

Завел машину и уехал.

***

Больше всего Кинби хотелось почувствовать хоть что-нибудь.

Он сидел и ясно представлял, как поднимается внутри волна отчаянья, как перехватывает горло, как он сгибается и старается протолкнуть внутрь хоть немного воздуха. Он представлял, как нарастает тугой комок горя, он распрямляется и кричит, кричит, кричит.

Как раз за разом он обрушивает кулаки на мраморную столешницу, выворачивает тяжелые двери шкафа-купе, срывает вешалки, в клочья рвет костюмы, раздирает спинку ротангового кресла…